Я хотел сменить дислокацию Переместиться оттуда сюда Потом еще куда-то еще То ли подальше Или не знаю даже Но не сложилось
Прогрохотали колеса По бетону воды Зажглось небо Вздернулось задрожало Вскоре поспешно погасло
Что-то переместилось в дальнем углу Только дислокация осталась прежней Неизменной Говорят что подобное Бывает нередко Но со мной случилось впервые...
*** записки куратора сайта
Анатолий Джордж Гуницкий известен впервые как автор прекрасных текстов первых альбомов «Аквариума». Его литературный дар оказался довольно активным и отнюдь не остановился на текстах, пусть даже они были замечательными. Словесность задышала ему как море. Возникли пьесы, проза; пьесы, пусть не очень часто и много, но ставились. Недавно он опять вернулся к драматургии, пьесы вскоре должны появиться на сцене двух питерских театров. А стихи жили сами по себе, будто это были дети, сданные на воспитание изумлённой музе в мехах, и сбывался рисунок блоковского стихотворения: не так страшна, не так проста. Ты стоишь в отдалении Не потому что нет никого Так сложилось десятилетиями Что ты один Как бы вне всего остального
Поражает скупость, намеренная скупость словесного набора в стихах Гуницкого. Слова расставлены как топографические знаки, как иероглифы или как пиктограммы. Но в таких стихах так и должно быть! Мягкое безопасное многоголосие и объёмность текстов новых поэтов по сравнению с этими сырыми мрачноватыми строчками кажутся неинтересными. Читатель как юная красавица, в какой-то момент будет увлечён обаянием пожилого рыцаря, а не прекрасного молодого принца. В этих стихах нет броскости и яркости – петербургская муза предпочитает строгое платье. Эти стихи не вызывают спазм в голе от прекрасно выраженных и прекрасно запоминающихся общих мест: любил-убил. Но в них есть глубочайшая тектоническая драма, идущая через каждого человека, прорывающаяся даже в бытовых вещах, неотвратимая драма существования, с которым уже ничего нельзя сделать. Человек как ракушка, человек как украшение, довесок, как моллюск в бесконечном разнообразии мира, где есть много что лучше человека. Наверное это называется жизнь Или только подготовка к ней Когда все время видишь назад Но оказывается знаешь вперед
Долго можно разбираться В нюансах постижения истины До нее не удается добраться
То снег на дворе То туман в темноте Истина сокрыта невнятицей Сумятицей переполохов и склок Иногда не хочется спать Кому-то не ладится жить
«Называется жизнь» В стихах Гуницкого есть тот, кто смотрит и тот, кого рассматривают. Тот, кто смотрит, и является для того, кого рассматривают (вполне благополучного господина) маленькой опасной вещью, которая никак не желает уживаться с милыми маленькими вещами и потому постоянно провоцирует конфликты в окружающем её космосе. Возможно, для этого беспокойного субъекта есть простые названия на русском: опыт, совесть, честь. Но современный мир предпочитает говорить об апокалипсисе и катастрофах. Для того чтобы не провалиться в разлом между тем, что уже никогда не вернётся и тем, что ещё не до конца проявилось, нужно выключиться из себя и сделать решающий прыжок. Это риск, это почти наверняка неудача, и конечно прыжок необходим в самое неподходящее для него время. Джордж Гуницкий, открывая свои стихи читателю, рискует не занять соответствующего его таланту и влиянию места страте стихотворцев двадцать первого столетия. И рискует окончательно выйти из уютного, чуть согретого кривулинской лампой, петербургского неофициального подвала, где до светлого дня покоятся петербургские легенды, и куда обратного хода нет. Риски небольшие; весь мир держится теперь страховкой. Но это очень дорого стоящий риск. …Порой эти стихи можно рассматривать как карту того или иного района Петербурга: Часто мимо кладбища проезжаю Здесь все мои спят Совсем недалеко от дома Минут пятнадцать не более Кажется Я неплохо устроился..
