Слова ткутся одно за другим, образуя ткань, где тоньше, где плотнее. Гимн Фелисии в одном из стихотворений Наталии Черных как предмет для обстоятельного разговора о композиции и тонкой грани между поэтической речью и прозой. Ничуть не устаревшая, к слову, тема. Особая трагическая роль лирического стихотворения заключается в яростном упорстве поэта - упорстве отрицания подлинной действительности, настоящих бед, с которыми мы сталкиваемся в настоящей жизни. когда трогая кости мои, вспоминал об ушате и ливнях / это было моим послесмертием. Чем плотнее стих, тем ярче ощущение беды. Смерть - не игрушка, "из похорон элегии не выкроишь", писал Иннокентий Анненский. И насколько же проще представить себя собеседником Фелисии в прозе! В поэтическом тексте - это задача для читателя не менее сложная, чем для поэта. Возможно, я слишком примитивно понимаю тему, но мне кажется, что это элегия об одном из способов существования поэта, а именно после смерти. Что жизнь, что смерть - ему ведь не важно. Конечно, это несколько декадентская мысль, доставшаяся нам в наследство от Эдгара По, французов и притворщика Брюсова. Прозаик, воплощая идею небытия, крутится в офисном кресле с чашкой чая. Поэту нужно чуть больше, помимо отбора точных слов и выстраивания их в столбик - отказаться еще от собственного эгоизма и созерцания себя. Вот-де, как я проник за грань, я есмь речь. Нет, в "Фелисии" самолюбования нет. Есть то нужное напряжение и загадочный ритм, которые дают почувствовать красоту, саму идею красоты, то есть то с трудом выразимое ощущение, которое испытываешь, когда читаешь стихи.