ОСТРОВ БЕЗ ГРАНИЦ

«Остров любви» - уникальная книга. Это именно что энциклопедия православного быта и православной жизни в довольно-таки загадочное время нашей истории – от 70-х до 2000-х. Такой широкой панорамы и такого количества участников пространства гонимой веры я что-то и не припомню. Батюшки, монастыри, поездки, друзья, старцы, обычаи, явления Божией матери, чудеса – явные и символические, паломничества, быт…автор выстраивает прозрачный «куб» книги, в котором все это смешивается в причудливый сплав, во многоголосицу, создавая впечатление сказочно иномирного объема, каким-то чудесным образом существовавшего и продолжающего существовать в мире компьютеров, айфонов, скайпов, как прежде – в мире отдельно взятой, отрезанной от мира тоталитарной державы.

О чем же здесь идет речь, что находится перед читателем? Что это - описание церковно-православной субкультуры, или это основная жизнь Церкви, выраженная в лицах и ситуациях? Театр это, или здесь речь идет о какой-то высшей реальности. А может быть это высшая реальность передана средствами «театра»?

Прежде, чем отвечать на этот вопрос, хочется сказать два слова о гонимой церкви. У гонимой церкви есть одно несравненное преимущество – она чище. А значит, сильнее. Вера ее выше, поступки людей реалистичнее, человек точно знает, чем рискует, когда идет в Церковь. И если его не останавливает увольнение с работы, исключение из партии, общение с психбольницами, и он, зная и предвидя все это, все равно открыто исповедует Христа, значит, его вера сильна. Значит это не христианство понарошку, как это происходит в основном в современной церкви, или происходило накануне 17-го года, когда бывшие христианские православные, Святая Русь, легко пересели в седла конницы Буденного и начали стали расстреливать, пытать и грабить.

Гонимая Церковь – более истинна. Поэтому Церковь земная и зиждется на могилах мучеников, на их духе. И, несмотря на множество историй, рассказанных в книге и носящих характер, приближенный к сказке, где сама автор не уверена – видела ли она явление Богородицы или только придумала эту женскую фигуру на галерее колокольни – мы чувствуем, что имеем дело с несомненной подлинностью, в русле которой и разыгрывается трагический, сказочный или парадоксально-бытовой «театр». Ведь для автора, признающегося, что она , благодаря своей поэтической фантазии фигуру Богородицы на колокольне могла и «пригрезить», не так важно – вообразила она ее или нет. Не это главное. Важно совсем другое – что сюда, на весть о явлении Божьей Матери пришли самые разные люди, и от этого их общность стала иной, и иной стал воздух над этой общностью, иной стала такая знакомая реальность – все изменилось, потому что люди поняли, что они рядом с непостижимо прекрасной областью Бытия, о которой они интуитивно знали с детства и сейчас в эту область «открылось окно».

И во всех остальных историях, будь то повествование об удивительных священниках Мечевых,  рассказ о жизни Троицкой лавры, история незнакомой никому из нас женщины, вышивающей плащаницу, житие аристократки, ставшей монахиней или сотни других сюжетов – проглядывают эти два уровня: народно-поэтический, собственно театральный, сказочный, насыщенный языческими реалиями, поэтическими фантазиями, сказами, снами, предчувствиями, и - собственно Евангельский уровень и текст, восходящий к той несомненной и «превозмогающей» реальности, в которую звал войти Христос и его апостолы.

Для автора книги такая параллель не является парадоксом. Сказка и Высшая реальность Царства не являются несовместимыми при условии правильно расставленных приоритетов.

В самой Церкви существуют обряды – «одеяния», в которые «обряжается» переживание веры. Истина не может существовать в безвоздушном пространстве, во всяком случае, для большинства людей. Ей необходима зрительная, слуховая, обонятельная и тактильная манифестации. И поэтому, когда приходишь в храм, то там встречаешь «театр», его элементы: пение, музыку, мелодекламацию, живопись, сцену и даже занавес. Это вещи не главные, служебные. Но для того, чтобы увидеть невидимую Истину – необходимые. Вспомним Уэльсовского невидимку, которого можно было воспринять, сделать доступным для визуального контакта лишь тогда, когда он одевался. Видимые вещи выявляли невидимое его тело. Так и в церкви. Обряд – обряжает невидимую высшую реальность, делает ее присущей, воспринимаемой.

Многочисленные паломничества автора, большие и маленькие, хождения по мукам, большим и маленьким, встречи с людьми, живущими сначала в атеистической стране, а потом в стране непонятно какой, эти слова, лица, разговоры, предрассудки, байки, пространства русской земли, преодоленные на случайных машинах, электричках, а то и пешком, нежданная помощь в путешествиях Бога ради, слово, вселяющее надежду, дающее жизни смысл, укрепляющее и направляющее – все это тот же самый «театр», тот же обряд, одежда, которая делает видимой жизнь Бога на земле – в людях, среди людей. Выявляет невидимую истину.

Автор этой книги – замечательный поэт. И как многие из нас, она не раз  задавала себе вопрос – как совместить веру и поэзию. С точки зрения некоторых фундаментальных прихожан – веру и антихристову выдумку. И самые дорогие для меня страницы – признание автора, что она не стала до конца своей ни на «территории Церкви», ни в московской поэтической тусовке. Да ведь это и есть центральное положение поэта с Христом в сердце. Кто сказал, что вписанность в ту или иную социальную территорию полезна? Ничего подобного. Такая вписанность сама по себе предполагает некоторую машинальность действий, заученность выборов. Когда ты член большой системы – система решит за тебя, как в армии. Неопределенность – не так удобна, более того, в ней порой вспыхивают боль, сомнения, неуверенность, но именно здесь тебе самой отвечать перед собственной совестью и ее Творцом. И положение - в пределе состояние вечной свежести и новизны. Я думаю, что именно такая позиция не разъединяет человека, но собирает поэзию и церковь воедино. Понятно, что она годится не для всех…

Трудно читать некоторые страницы книги сегодня, когда Церковь переживает глубокий нравственный кризис, когда само ее существование в прежних формах сомнительно и даже невыносимо. Но именно такие воспоминания и дают увидеть, что за всем земным театром и даже фарсом – зиждется то, что дает силу, вдохновение и смысл миллионам верующих людей во всем мире. То духовное ядро, на котором церковь стояла все века, хотя и пыталась подменять его земными, слишком земными заботами. И поэтому книга – невероятно оптимистична. В ней струится и пронизывает ее тихая, все побеждающая сила поэзии и веры – двух форм высшей реальности.