Наталия Черных. Солнечная. Стихотворения. — М.: Русский Гулливер; Центр современной литературы, 2013. 

Поэзия Наталии Черных — поэзия ежедневного терпеливого миротворения — точнее, терпеливого за ним наблюдения. Оно происходит постоянно: мир на глазах распадается из прежде составлявших его фрагментов — и снова собирается: 

Листья берёзы — огненные языки — и распадается мир: 
в каждом ещё не сгоревшем фрагменте — берёзовый лист. 
А между ними — единая бездна ещё-не-бытия. 
Колышутся листья под солнечным ветром. 

Поэзия ежедневного трудного чуда, — которому не проложены заранее рельсы, которому не предугаданы направления – не потому ли и регулярных, по заранее заданным надёжным матрицам организованных стихов в книге нет ни единого: 

Леплю себя заново. И не могу предсказать, 
Что получится. 

Её основная интонация, даже — подкладка всех прочих интонаций: встревоженная чуткость.
Весь мир прочитывается у Черных как весть, как цельное — но сквозящее, в щелях, трещинах, разломах — сообщение о том, что больше и значительнее мира — и что сквозь него постоянно просвечивает («…но под покровом — огонь»). Цельная весть — и цельное высказывание, обращённое к тому неназываемому, что за его пределами: 

<…> плотнее пыльцы, 
веселей тополиного пуха и пыли, 
безотраднее душного воздуха 

рождается в мире всепесня, 
всепросьба. 

Это — столько же стихи, сколько медитативная практика: вчувствование, вговаривание в мир. Стихи-чувствилище. Средство восприятия мира всей собой, принявшего облик слов – ясности ради: 

…И я тоже фрагмент. Как любой пешеход. 

Но быть «фрагментом» в таком мире-вести — основополагающе важно: незначительных, пустых, ничего не говорящих деталей здесь вообще нет. Каждая — уходит корнями в превосходящую её цельность, — не потому ли многие строки начинаются здесь с многоточия — явно продолжая то, что совершалось внутренне и безмолвно — и в многоточие же уходит? Но каждая — важна и смыслоносна: «Пыль на солнце, берёза и кошка.»