ФОТОГРАФИЯ ФЕВРАЛЬСКОГО ПЕЙЗАЖА В ИЮЛЕ
Я любила бумагу. Плотную желтоватую фотобумагу, покрытую сеточкой.
(...родилась в двадцать пятом, что ли, веке)
любила бумагу с зерном цвета сливок;
и рыжеватые кудри женщины, и сияющий лоб мужчины.
Что есть эта бумага в моём словаре
(до которого ещё не допустили, но пишется - где? Помолчу, хоть молчать не умею).
Поле, снежное поле с дрожащими пятнами, пустое днём в феврале, лишь пара собак.
Поле светится только что вынутой из ванночки фотобумагой, сырое февральское поле, и пара собак.
Собак хорошо рифмуется со словом страх. Дальше - в рифму.
Старые карточки крепки как дешёвые вафли с начинкой, сеточкой скрытые.
Они сохраняют изображение тени
(собак и людей, а так же тела растений и блики цветения снега
до начала цветения к плодоношению)
самые старые карточки, где то и дело возникнет деревня с чуть виноватой улыбкой,
кто-то в платке и юбке до середины икры - разглядеть.
Так что порой видно чётко в марлевом с собаками поле, рядом с шумным бульваром,
как цепенеют тени и я, на них смотрящая.
А ни зачем. Мне надо в этот покой головой, как надо запить обезболивающее,
и тает снежок на зубах.
Здесь остовы старых стволов - обнажившиеся корни зубов обнищавшей земли,
ноют немного от перекиси и ранней весны, и в преддверии снега, просят десен у почвы,
а десна черны и набухли.
Но снег снимает отёки печали, и потому на фотобумаге, уже глянцевой хрупко и немилосердно, проступают лица и те же детали пейзажа.
Я любила - уже не люблю, но фотобумага - и низачем, а потому что, и дело с концом.
Но ещё не конец, а его репетиция. Ещё ожидается в рифму?
То, что вижу на улице - фикция, а не фотография.
Фотография начинается там, где отец говорит: смотри, это твои родные.
И совсем незнакомые люди мне усвояются
фотоизображением, светокопией, так что ли.
Что важнее - я усвояюсь им тоже, как есть, с тяжёлым и нервным лицом.
...интересно, как не любят полумаститые авторы.
Как убийственно врут относительно очевидных вещей.
Они просто попали, в углу, и без них фотография местности не полновесна.
...чем больше смотрю, тем больше границы стираются. Так и должно быть.
Местность безбрежна, и фото безбрежно.
Чем хорошо лицо местности на фотографии. Это икона.
Хоть в узел завязывай гибкие новые снимки.
Можно плюнуть или ударить, можно дать ту или иную оценку.
Местность не станет ни лучше и ни роскошней.
Когда-нибудь южные люди найдут здесь работу и дом,
а поле моё превратится в аллею, и те же собаки.
Мне по сердцу звук просторечий, а метроном вызывает тревогу. Темнеет.
Выцветает любимое фото.
Где-то ржавчина бродит закатным пятном, и её не свести, только вместе с изображением.
...снова отдаться сну, перебирать фотографии мирной казалось бы жизни.
Во время войны.
...зонт висел у бедра точно шпага... и борщ с потрохами любил...
почему-то всё в прошлом... да нет.
Если помнишь - вот поле, и вот его пятна, деревья, собаки и тени,
в которых порой различимы следы присносущного света.
|