ЗЁРНА

Памяти **

"верить  в несправедливость добра"

Ю. Шевчук

Подобье зерна - и не вытащить; умерло, скрылось, взошло.

Он говорил - не ко мне; прочитала: одно прорастает так скоро,

что за ночь, к утру - оформляется колос.

В преддверии нового года и возможно превышающий всякий смысл траты обыденных денег -

как мне быть с теми, кто знал, и кого уже нет?

Пасхальный театр начинается Рождеством.

Не голосите так. Слышу вас всех. Вас, а не тех, кто - о вас; они ничего не умеют.

Мне нужны те, в ком жива, и кто даже не знает, что есть – она или я, - и не знал.

Так ищу - или ищет она - своё место в ещё не достроенном Богом пространстве.

И не пошла бы, не стала бы слушать милые благоглупости,

даже если кому доверю - мне скажет: множество вынес и сердоболен, он верный;

но другое зерно проросло там, где ходят белазы по платной дороге.

Сумеет ли жить?

А мне говорили, что это зерно - как и всё ритуальное - недолговечно.

В мой пасхальный театр только добрые мёртвые зёрна идут.

Но умоляю: не голосите. Выдержу свист ваш и вой, это всё не моё, голоса,

но из уважения к этим вашим усопшим, не голосите так.

Пусть покажусь маленькой мразью, пусть позабыта,

пусть без внимания письма мои и картинки мои,

пусть без любви и желания помощь приходит,

пусть я всего этого более чем даже достойна, только не голосите.

Он не велел, чтобы так, Он не любил голошений.

Даже в колонках по нитке наклянченной вашей газете,

где нет о пасхальном театре ни слова,

даже и в очень красивом холодном вашем журнале

(а деньги-то у нас с вами одни),

заклинаю вас вашим желанным безумием: не голосите.

И свет отпустите на волю, действо уже начинается.

Вброшенных сведений дни сожжены, мальчики с девочками побратались,

переменили свои сетевые одежды и разошлись в великом и чистом недоумении:

что происходит?

А то, что зерно равно с букетом злых васильков (я люблю васильки)

уже позади, и не даст мне ни капельки хлеба.

И позади то зерно, что в полдня сожжено, это пепел укора даримый

всем нашим вброшенным детям.

Мне нужен пасхальный театр. Свет отпустите на волю.

Так что снова подворье и темнота, и рождественский пост,

и неправильность веток уцеломудрит правильность мыслей

молящихся здесь.

А косноязычный священник сияет, напоминая о только что читанном за литургией,

а окно над сырым тротуаром всё так же горит,

когда возвращаюсь к постели.

В этом тайна, и смелость пасхального театра.

В этом тайна свободы от зла и суда,

потому что где суд, там и зло, а где мнение, там и обида.

Но не раствориться в сумеречной сырой красоте,

в аромате ванили и кофе, случайно пришедшим из трапезной и от канона,

не сохранить одра канона и пищу его, восхищённую от нас

к этим великолепным артистам, к этим дивным святым.

...И тогда значение черт лица умаляется и остывает, и тогда возрастает -

но как мне назвать - эти полные сумки даров, этот свет и тепло.

…этот белый косноязычный священник, говорящий о семени и о Луке,

а божественный серп идёт полем утраты и горя.

...это шок - жизнь без мук и страданий.

Дайте мне одеяло на ноги и кислое слабое дайте питьё.

...ад и рай - это точно места, они не умозрительны.

Больше думаю, что никого не увижу в этом обетованном аду,

где по сказкам - часть тех, из пасхального театра.

А в раю никого и не будет из них. Там пока ещё - всё недостроено.

Нам обещана радость соборне. А пока в одиночку - и те,

кто не знал меня, зная и охраняя от мук и суда,

и всё то, что идёт на воскресной обедне.