ХУДОЖНИК И МАНЕКЕН

Зачем - групый вопрос манекену. Он-то значет, зачем: платье, нырнуть в него,

показать, как красиво сидеть в этом новом кафе - в шляпке и украшеньях.

Манекену было пятьсот лет, он был сделан из мёртвого тела,

для лавки парфюмера.

Красивая сказка, но манекен в витрине огромного бутика стыдливо опустил глаза:

его узнали.

Молодой мужчина - немного денег и немного заказов - любил, нет, просто любил.

Была она замужем, тайно к нему приходила, не важно, сколько –

осталась вмятиной в памяти.

Потом, параллельно ей, шла в его жизни больная, с гипсовым лицом.

У неё были маленькие до нелепости стопы и непонятно почему полная грудь,

осевшая в какой-то месяц от болезни - и перламутровые растяжки.

Но дальше, история, дальше.

Без растяжек: что-то в глазах было больше, чем у возлюбленной,

хотя и не так хороша,

но больше модельности. Он её выкупил.

И когда умерла, выторговал себе пару дней побыть с ней.

Двусмысленно, а близости с трупом не было. Как не было и запаха трупа.

Сделал слепок и мумию.

Когда делал слепок, был влюблён - или нет - как у них и поэтов бывает.

Всё слышалось, как она говорила: ты придумал меня, а я не такая.

Я без блеска, без длинных волос.

Что она укоряет, а он утешает. Она не хотела на свет - он был свет,

и она полюбила его.

Так родилась кукла. Он радовался как дитя. Но ведь кукла - не пила и не ела.

Он купил хересу, оливок и сыру. Предлагал, но она промолчала.

А ночью кто-то коснулся его головы. Она! Сидит на полу нагая. Сказала:

Беги скорее. Мне надо тебя убить.

Мне дано указание: моя запрещённая жизнь неугодна.

Моя жизнь есть прекрасное прелюбодейство –

наиболее желанное своеволие,

оно прожигает меня и мне больно даже дышать...

Ты меня создал прелюбодеяньем.

Бог и сатана не желают меня. Мне надо туда или сюда. Не хочу в монастырь.

Мне ближе вот что: убить тебя и сгореть - я ведь кукла - в геенне.

Так что беги, пока я ищу нож.

Он думал, что сон. Что во сне убежал. Но он убежал. И потом много лет жил.

Кукла искала его. Звонила и писала письма, а он их боялся.

Она присылала подарки, а он их выкидывал. Не то чтоб он смерти боялся,

но кукла знала о нём слишком много. О странно умершей в странной больнице,

о чужой жене, которую он больше не увидит. И родинки эти...

Посмотришь - ужасные пятна, какие-то трупные пятна, блямбы.

А холод идёт по всем позвонкам - это потусторонние пятна.

Вдруг она спряталась. Прекратились письма и подарки. Художник затосковал.

А потом стал искать её. А она вынырнула из бытия как ночью нож перочинный.

И теперь уж она приготовила ужин при свечах.

Представляешь, если ты меня уничтожишь, что будет со всем мирозданьем?

Больше не будет ни кукол, ни манекенов? А я ведь страдаю.

Так просто, вульгарно, как говорят на районе, так и сказала: страдаю.

Я живу, а меня не хотят. Знаешь, я хороша и очень медленно старею.

Но это, увы, раздражает людей. Люди ревнуют к тому, что похоже на них.

Хотя сами стремятся быть куклами.

Женщины и мужчины - все хотят выглядеть как куклы, как я.

Это не ненависть, это больше. Это нелюбовь к творению.

Разве лишь иногда - а сейчас так и невозможно -

между мужчиной и женщиной возникнет роковое люблю-убью.

Или просто жестокое: я это ты - и ты это я.

Ненавидя тебя - ненавижу себя.

Зависть нестойкое чувство, хотя как рычаг много может.

Так вот, я люблю тебя. И я хочу с тобой жить. Хочешь ли ты? Или боишься?

Или финал как в кино: кровь на полу и никаких улик?

Моя жизнь - это ты, - отвечает художник, - если убьёшь,

ты мало что в мире изменишь.

Но я не хочу умирать, я боюсь умирать. А как жить с тобой?

Твоя красота требует рабства.

Ты созданье моё,

а я стану твоим подчинённым и буду работать на эту проклятую красоту?

Красота ведь машина, огромная военная машина. Нет мира рядом с красотой.

Но так Бог положил - я уверен, что Бог.

Вот тебе жизнь; делай, что хочешь.

Но нам друг друга недостаёт.

Мы оба немного священники.

Чем закончился ужин, не знаю. Если художник предупредит и убьёт манекен,

он создаст себе новый. Если же победит манекен,

он будет долго скитаться в поисках нежности и постоянства,

в поисках отчего дома.

а свечи горели, простые икейские свечи,

и в толпах игрушечных големов - шёпот.