Про церковную приходскую жизнь я мало что знаю теперь, это не конец 90-х, когда я очень хотела совсем внутрь. Теперь я скорее аккуратная захожанка, хотя причащаюсь часто и все для этого делаю. Но стало понятнее (как раз не стороны, а как душе церковной все же) это великое "поехали обратно". В чем помог мне любимый епископ Варнава (Беляев) и его "Основы искусства святости", которые всегда любила, просто как хорошую книгу. Он так хорошо описал атмосферу декадентскую, изысканно-тревожную, что в ней проступило и наше время. В десятых двадцатого было обязательно элементарное богословское образование, хотя устроить жизнь можно было и без него. Но тенденция еще оставалась. И на фоне всеобщего осознания неспасительности тех религиозных норм тихий подвиг верующих выглядел нелепо, но имел церковно-огромное значение. Это были носители в древнем смысле. Нужно было отказываться от новостей быта и культуры именно потому, что это несло разрушение. Женская туфелька весила около сорока граммов, с подошвой, такое было искусство быта. А сейчас из любого гаджета доступе батюшка онлайн, и религиозная проповедь уравнена (не только у нас) с развлекательным контентом. На этом фоне умение уйти в социальный аскетизм, сохраняя ровное и спокойное приятие настоящего (скажем, ласкающейся пары на бульваре), умение видеть красоту ради Бога и даже в самых тяжелых моментах понимать, что это ради Христа бесценно. В "Водовороте" один из героев говорит после того, как увидел расчлененные тела подростков в коллекторе: я не понимаю, где здесь Бог. А он в них, в этих гнилых руках и ногах, и в тебе, свидетеле смерти людей.

Войнич вложила в уста уже помешанного кардинала Монтанелли кодовую, считаю, фразу отношения человека ко Христу: "Все говорят: дай, дай. И никто не скажет: довольно!". Но человек не может сказать Христу: довольно! Потому что он тогда останется совсем без сил к жизни. Даже самые гнилые люди. Это страшно, но это любовь и красота Христа, это всеприсутствие.  Хотя бы это помнить.