Наталья Черных. Остров любви: Рассказы о Церкви. М.: Эксмо, - 2013. (Серия: Религия. Рассказы о духовной жизни).

– Я давно её культивирую! – воскликнул художник Виталий Грибков.

Мы рассматривали альбом Элен Франкенталер (Helen Frankenthaler) в книжном магазине на Кузнецком мосту. Привёл нас туда художник Борис Сафронов, пообещавший показать, наконец, настоящую живопись. Радостное ощущение открытия: холодные цвета в своём течении не конфликтовали с изысканным красным, в атмосфере свободной и располагающей. Виталий Грибков продолжал:

– Франкенталер реализовала идею безыскусности в движении к Абсолюту, в раскрытии Абсолюту… Прежняя живопись, Пикассо, Матисс, агрессивно утверждали себя, ставили себя в пространство. А Франкенталер движется в пространстве с открытым умом, без насилия.

Почему мне вспомнился этот разговор о безыскусности, имевший место в Москве летом 2006 года? Сказанные тогда слова имеют самое непосредственное отношение к возможностям искусства, не исключающего, но включающего религиозный опыт. И вспомнился тот давний уже разговор над страницами книги Натальи Черных «Остров любви».

Речь автора, перетекающая от рассказа к рассказу – а всего их в книге пятьдесят, – многослойна; при внешней простоте, присутствует очень реалистичная, здравая рефлексия. Едва уловимая ирония. Неожиданные переходы с одного – на другое. И желание в какой-то момент остановиться, скрыть что-то мешающее теме книги: встрече человеческой личности с Богом.  

«Мне думается, встреча с Богом всегда одна – но есть множество отражений этой встречи в разные периоды жизни. В разных ситуациях» (с. 15).

Как говорить о такой встрече? Сначала может показаться, что для рассказов своих Наталья избрала жанр воспоминания-исповеди, веками варьируемый в христианской письменности. Повествование об очень индивидуальном опыте преображено взглядом человека, привыкшего готовиться к исповеди. Опыт церковной исповеди прежде всего меняет не менталитет человека, но взгляд, его оптику. В данном случае – оптику участника движения контркультуры в позднем СССР.

Когда-то Наталья принадлежала к одной из субкультур большого города и она много пишет о кризисных личностях, как бы между прочим – об алкоголе, скитаниях, «зелье»… страницы книги уместили только какую-то часть негативного опыта определённой социальной среды. И воспоминания эти поистине печальны! Меня приятно удивило, что повествование об обращении лишено лубочной стилистики: ни поверхностного энтузиазма, ни мазохистической ноты.

Постепенно воспоминание-исповедь, повесть о своём религиозном обращении становится как бы прозрачной, пропускающей множество других частных исповедей и обращений, лиц и голосов. Книга «Остров любви» чрезвычайно населённая, вся – обитаемая, так что можно смело говорить о переносе акцента с фабулы на человека. И вот здесь проявляет себя та безыскусность в раскрытии Абсолюту, о которой я вспоминал, читая книгу Натальи Черных. Просто истории просто людей, сквозь которых дана ясная уверенность автора во встрече, не для себя одной, но – многообразно, иногда парадоксально – и для каждого другого. Вера переживается через движение души к другому человеку и вместе с людьми – к общей молитве. При том, что люди в «Острове любви» нередко кризисные, далеко не безмятежные.

Вероятно, сказывается церковный реализм, Наталья Черных вообще внимательна к теме Церкви, чьё имя даже вынесено в подзаголовок книги. Самое время сказать, что в истории христианских общин присутствовали важнейшие признаки церковности: литургия, диакония, койнония, мартирия. Литургия стала со временем зримо доминировать, диакония (служение) проявляла и проявляет себя в различных медико-благотворительных начинаниях. Мартирия (живое свидетельство о вере Христовой), к сожалению, была отнесена к одним только мученикам за веру, что совершенно не справедливо; опыт свидетельства может присутствовать в жизни каждого крещённого. Наконец, койнония (общение верных между собой и с Богом), неуловимая, харизматическая ситуация взаимораскрытия сердец в конкретной социальной среде, вообще трудно уловима для стороннего взгляда. Не рискнул бы отыскивать в рассказах «Острова любви» свидетельство-мартирию, но уверен, что рассказы Натальи Черных вдохновлены христианской койнонией. 

И ещё одно соображение, посетившее меня в связи с профессиональными занятиями историка. В XXI веке в социо-гуманитарной академической сфере началось изучение религиозной жизни России советского периода, включая и памятные нам ещё годы Перестройки. При этом выясняется, что ключевой проблемой является фрагментарность и ограниченность источников. Ценность могут представлять любые дополнительные свидетельства современников; сказанное относится и ко временам более поздним, нежели Перестройка конца восьмидесятых годов. Поскольку книга Натальи Черных запечатлела работу памяти и в известном смысле является мемуарной, многие детали церковной жизни, атмосфера духовных движений в субкультуре, портреты единоверцев, всё это со временем будет оценено религиоведами-антропологами и историками эпохи.

Текст «Острова любви», кстати, изящно оформленный художником, к сожалению, не всегда оставляет чувство завершённой редактуры. Иногда не хватает подстрочных примечаний, например, к повторяющейся загадочной аббревиатуре БТМ - так именуется вуз, который закончила Наталья Черных. Присутствуют фактические несообразности; например, герой новеллы «Максим: История одного обращения» учился в Московском университете «на одном из исторических факультетов. Кажется, даже на ромгерме» (с. 531). В МГУ есть только один исторический факультет, а романо-германское отделение – в составе филфака. И здесь, наверное, можно было бы в университетской манере добавить: несмотря на отмеченные недочёты, текст Натальи Черных соответствует… Впрочем, оно ведь и так понятно!

Илья Семененко-Басин,

доктор исторических наук

16 июня 2013 г.,

Москва

*

Расшифровка

БТМ - Бибилиотечный техникум.

Максим учился на ромгерме (филолог).