Посвящается Генсбуру Александры Киселевой можно назвать единым циклом, хотя в нём стихи очень разные по форме и настроению. Тема возникает, развивается, затухает, но потом снова возникает, уже в другой тональности. Это тема беседы с человеком, которого нет. Общение может быть без слов, интонациями; в стихах - речевыми фрагментами, на первый взгляд, несвязанными между собою.
Всем плохо со мной. — Мне с тобой хорошо. Я вечно буду тебя любить. Воспаление цвета над верхней губой. Я бы позволил тебе жить.
Несуществующий адресат приобретает прозрачную (воспаление цвета) плоть, голос, мерцающий словами. Весь цикл - печальная повесть об отсутствующем, о гнёте внезапного опустошения. Это не просто пережитая личная драма - это наблюдение. Личная драма выступает как фокус, с помощью которого поэт видит и фиксирует мерцающими словами необратимые изменения в себе самом как представителе человечества. Человек говорит с тем, что было человеком - "я не человек, я был им" - Дантовская тема здесь не случайна. Адресат поэта - назовём его Генсбур - лишён внешности, но он явно присутствует во всех стихотворениях цикла. Он косноязычен ("их лица становятся прозрачными от истинного несчастья катастрофы", "цветы надо сломать", "отражаться от диких зверей"), Возможно, он говорит на чужом поэту языке. Но поэт понимает его и пытается записать его речь своим языком. Слышащий и говорящий объекты для читателя сливаются в один. Тема вьющегося растения, напоминающего трещину мироздания, которая, однако свидетельствует о его былой целости, возникает ближе к концу и становится одной из ведущих тем цикла. Вьющее растение - символ слияния собственно говорящего (поэта) и говорящего говорящему (Генсбура). Возникает ситуация присутствия, библейская ситуация, и возникает сама по себе, без каких-либо видимых усилий её моделировать со стороны поэта. Текст начинает вибрировать на грани, за которой от поэзии остаётся только не очень приятный смех - смех над стихами. Это стихи о поэзии за гранью поэзии и о том, как возникают такие стихи. Вспоминаются ранние опыта Беллы Ахмадулиной (пятнадцать мальчиков) и дальше - вглубь: Георгий Иванов, Вячеслав Ходасевич. В этих стихах ещё много юного, мягкого, почти девичьего. Иногда это придаёт необычную окраску стихам, иногда - вредит им. Но эти стихи очень глубокие и я бы сказала даже дерзкие.
