РОДИНА-МАТЬ И НЕБЕСНОЕ ОТЕЧЕСТВО

Одна из них оглянулась с обложки, и локоны от ее лба взлетели как на плакате "Родина-мать зовет". Другая вскинула глаза почти грозно и прямо. И вдруг исчезла, как не было. Но было же: небесное отечество, которое так похоже на земное - и все же совсем не похоже. Родина-мать и небесное отечество, выраженные в женских образах.

Это не записки о феминизме и эротике в кинематографе Советского Союза, это намного хуже. Это совершенное в своей искренности впечатление, которое мне хочется описывать очень долго, но я знаю, что много страниц читать трудно. Поэтому сразу к делу.

В сороковых и пятидесятых годах СССР в кино женщина-актриса начинала и выигрывала. Пусть это бравада, но довольно близкая к истине. Мужчина нес на своих руках бытие, и его не было видно за локонами и улыбкой женщины. Женщина блистала не только на сцене. Всплески особенного по манерам советского секс-шовинизма только подчеркивают доминанту женщины незадолго до - и после войны. Конечно, ее хотели закопать живой: неубиваемую, мощную, нежную. В общем, стала она владычицей морскою.

Моя работа беглая, и потому нет смысла искать в ней имена многих и многих наших прекрасных актрис. Я брала только обложки журналов, самое популярное и яркое. Моя работа вращается вокруг двух (и любимых) актрис: Маргариты Тереховой и Анастасии Вертинской. Но без вороха старых фото и фрагментов жизни непонятно будет, откуда такая красота могла у нас возникнуть. А красота эта созревала и воспитывалась трепетно и нежно, поскольку была актерская школа. И мир вокруг располагал к созданию собственной параллельной реальности.

Белокурое (чаще всего) сияющее (потому что в пленке серебро) поющее и танцующее изваяние было и прекрасно, и победительно, и желанно. Вытянутые острые черты Любови Орловой напоминали о Марлен Дитрих, в Орловой тоже было нечто царственное, кого бы она ни играла, хоть домработницу. Не подавляющее, а именно непобедимое - властно увлекающее, опьяняющее. Это было лицо страны, молодой и уверенной в своих силах. Орлова очень долго играла молодых женщин. На Западе ее знали; ее прелесть никого равнодушным не оставила бы. В ней была имперская эротика. Это была Девушка СССР. Ее округлое тело с удлиненными конечностями скрыто тканью, но это и вызывает эротические эмоции. Стальной блеск тела Орловой - и железный занавес. Он тоже вызывает эротические эмоции. С этой Девушкой все получится. С ней ни один мужчина не будет бессильным и слабым, ее взгляд наполнит силой и удачей. Это чистой воды белая женщина, веселая подруга и верная соратница, а еще и мудрая жена. В ней было нечто реваншистское.

Марина Ладынина создала образ более сложный, но именно она своей внешностью повторно родила миф о мягком славянском лице - уже в СССР. Если внимательно посмотреть "Трактористов" или "Кубанских казаков", в некоторых ракурсах Ладынина совершенно нордическая, словно это советская Цара Леандер. Мои детские впечатления шепчут мне, что все мои куклы, сувенирные матрешки, плакаты медицинских учреждений и общепита писались именно с Ладыниной: то мягкой, то таинственной (загадочная русская душа), то нордически-грозной. Это была Женщина СССР, белокурая бестия нового типа.

Цыганский прищур Веры Марецкой меньше всего соответствовал молодой стране-победительнице. И тем не менее именно Вера Марецкая, которую по праву можно назвать женщиной модерна, сыграла ключевую для советского кино роль - Мать, Пелагию Власову. И "Члена правительства" тоже. В этих образах тоже есть имперская эротика: властная, очень мощная. Роковая женщина. Пиковая дама. Страна - СССР - как роковая женщина, как пиковая дама. Родина-мать.

В одном из интервью Барбара Брыльска объяснила свое появление в комедии Рязанова так: в советском кино не было актрис с большим сексом. То есть, у актрис он может и был, но на экране его не было. Не мне судить, права ли полька, да и у Рязанова скорее всего были другие объяснения. Но эротика на советском экране была. Несколько извращенная (где разница в возрасте), но и трогательно-неловкая, очень живая. Порой разухабистая (особенно где возникала деревенская тема). Порой развратная (там, где пресыщенные горожане). И все это без применения голых частей тела. Но эротический процесс шел: с имперским оттенком, импульсивный и во всех проявлениях - комильфо. В этой эротике, особенно в фильмах пятидесятых, есть сливочный привкус буржуазности, да и сами сцены напоминают десерты в шоколадном соусе, что даже на западе была новость. Если пересмотреть "Искатели" и "Разные судьбы", легко убедиться, что жизнь советского человека была очень чувственной. Вот, например, сцена: женщина, вспыхнув лицом, срывает со стены мерцающий плюшевый ковер и страстно закрывает им окно комнаты в коридор. Чтобы еще более страстно приникнуть к женатому любовнику, выходящему из тени. Ленинградских окон свет - следующим кадром.

Красота эта царила до определенного момента, когда вдруг все и резко изменилось. Пришло новое поколение актрис, которые с установившимся порядком мириться не желали.

Но до того был короткий по времени промежуток, в который вспыхнули  молодые звезды: Людмила Гурченко, Лидия Федосеева-Шукшина, Нонна Мордюкова. Их лица почти не выходили из поля зрения обывателя. Это было новое обличие страны. В нем не было позитивности Марины Ладыниной, но уже начало появляться нечто подавляющее. Началась переоценка образа, но основное осталось: женщина-доминанта, женщина-одиночка, женщина-родина: уж какая есть. С экрана хлынула тревожная, взрывная сексуальность. Конфликт сексуальности и воли, задолго до "Основного инстинкта". И снова, как рекомендовано, все правила комильфо соблюдены. Это и притягивало, и раздражало. Не могло не раздражать.

При просмотре кинолент семидесятых мне видится (возможно, это отчасти наваждение, но только отчасти), что женщина уже не выигрывала в этом мире (кинематографа). Прощальные жесты актрис шестидесятых (Евгении Ураловой из "Июльского дождя") сверкнули и исчезли, и вместе с ними ушла победительная светлая прелесть. На смену им пришло мучительное, придавленное обстоятельствами существо и принесло новую, почти пугающую эротику.

Сегодня, 20 октября 2020 года, умерла Ирина Скобцева, супруга Сергея Бондарчука. Лицо и голос этой актрисы выражали скорее отрицательное обаяние: утонченная, резкая, электрически соблазнительная и невообразимо далекая. Это обаяние подчиняет, покоряет и заставляет делать безумства - и в этом Скобцева актриса абсолютно советская. Она карает и одаряет, привлекает и уничтожает, и в результате гибнет. В подавляющей красоте Скобцевой есть обреченность. Это была новость в советской эротике: обреченность.

В 1967 Маргарита Терехова появилась на экране в роли Биче Сэниель в киноверсии Гриновского романа "Бегущей по волнам". С экрана льется похожая на ту, что у Скобцевой (я совсем не о внешнем сходстве) энергия: тревожная, беспокоящая, ранящая, однако теплая и родная. Актриса играет двух персонажей: собственно Бегущую и Биче Сэниель. Стихия и рассудок, мечта и влечение, реальность и нечто кроме нее. То властная, а то депрессивная и подавленная. Если представить этот кинематографический образ как объемное или плоскостное изображение, то действительно получится скульптура. Невозможно забыть ее: величественную, притягательную.

В "Зеркале" Маргарита Терехова тоже раздваивается: на далекую мать и близкую Наталью. Однако порой мать намного ближе Натальи, которую зритель видит во всей ее нервной и подчас неловкой прелести. И после "Зеркала" представить мать другой было уже невозможно. Какая уж есть - стервозная, неопытная, погруженная в себя - все равно мать. И это чудом искусства (игрой актрисы, работой режиссёра и операторов) распространилось на все сознание. Именно что родина-мать.

В фильме "Дневной поезд" Маргарита Терехова одним резким движением обнажает грудь и отворачивается к стене. Так кажется, даже на западе не делали: с холодным вызовом. Этот жест можно было бы назвать манифестом феминизма. Получи, фашист, гранату. Движения актрисы в "Бегущей по волнам", в "Дневном поезде", во всех ранних фильмах, и тем более - в фильмах семидесятых, - не просто интуитивные точные находки. Это последовательные опровержения победительной и сияющей эротики советских актрис. На смену Девушке-Звезде пришла Ведьма. Лицо страны стало лицом ведьмы. И одновременно - лицом матери. Молодой матери-ведьмы. Это эротика подавляющая, отнимающая волю, одурманивающая, а не слегка опьяняющая; страшная, а не вызывающая счастливые мурашки.     

Маргарита Терехова даже в "Доверии" (где играет Александру Коллонтай) кажется сошедшей с картин прерафаэлитов. Пугающее, теплое, сугубо земное притяжение. Даже сейчас.

Я не понимаю, когда в разговоре о Маргарите Тереховой возникает слово "истерика". Оно неловко рифмуется с фамилией, но я уверена, что неточно передает сверхзадачу. Она (мать) разрушает стену условностей, разрушая много что и кроме них. Это стихия, а у стихии нет времени на притворство. Она естественна даже в самых актерских жестах, потому что она ненавидит притворство. Она знает, что она родина-мать - она знает себе цену. Одно ее появление способно подавить волю ребенка на всю его оставшуюся жизнь. И она же - Молоко. Без которого ребенок не вырос бы. Ее тепло и руки, ее сияющий золотой соломой на солнце голос, ее упрямый жест, ее слезы -  все это уверение в том, что ребенок будет сохранен во всех закоулках жизни, в темноте превратностей судьбы. Родина сохранит - мать защитит.

Эссе не нужно воспринимать всерьез, но в нем есть нечто большее серьезности, так что с выводами осторожнее. Я не хотела бы жестких определений, но мне нравятся эмоциональные.

Например, Блонди опрокинула в сознании западной публики образ Мэрилин Монро. Это была революция в эстетике, как оценил идеолог и художник поп-арта Энди Уорхол. Полагаю, Маргарита Терехова с землей сравняла образ Марины Ладыниной. Стараюсь представить актрису со всеми ее интонациями и пластикой как единое художественное полотно, и вот что вижу: произошел выход соц-арта на новый уровень; появилось больше пластики, меньше иронии, углы ушли, появились округлости: назад к Родченко!

Но отечество наше не было бы отечеством, если бы не родило яркой и драматичной дихотомии. Родина-мать и небесное отечество. СССР и Святая Русь. Сталинская Москва и богохранимый стольный град. Ленинград и Небесный Петербург. Раздвоение очень русское, идущее от сознания избранничества, так что Достоевский всеми томами стоит рядом с Лениным в одном шкафу. У стенки можно найти "Архипелаг ГУЛАГ" или "Доктора Живаго". Но это факультативно. Отечественный кинематограф с одной родиной-матерью не состоялся бы.

Анастасия Александровна Вертинская ровесница Маргариты Тереховой, она пришелица - дочь гениального певца, реэмигранта. Обаяние гостьи, ненадолго заглянувшей, окружает ее во всех ее работах. Создала она образ не то, чтобы противоположный, а совершенно и несравнимо иной. И тем не менее, в ее игре чувствуются та же бунтарская сила и та же феминистская жилка. Анастасия Вертинская нашла свои методы для новой эротики. И мне понятно, почему Терехова (у которой было прозвище Ведьма) отказалась играть Маргариту, героиню известного романа, а Вертинская согласилась и сделала это эталонно.

Судя по воспоминаниям, студенты вуза сбегались смотреть, когда юная Настя Вертинская играла. Судя по биографическим описаниям, она преподавала в Оксфорде актерское мастерство. Судя по интервью с ней, она вовремя отказалась от камеры. Все это факты.

А впечатления текут сами по себе. Вряд ли среди наших актрис было более нарциссическое обаяние и более жесткая красота. Это сама возвышенность, нетронутость, недоступность. Это не вечная женственность, а вечная юность. В ней за внешней приятной инфантильностью чувствуется сильнейшая воля, которая не снилась мужчинам. Это не феминизм женщины, сознающей свою власть над мужчинами, это феминизм девушки, не знавшей мужчин и потому не сомневающейся в своих силах.

Раз попав в плен этого чудного видения, уже не выбраться, а оно все будет скользить впереди, маня таинственным светом. Чередующиеся всплески тревоги и мирной ласки, даже дочерней кротости, нервные и светлые интонации густого голоса, легкое, летучее, хрупкое тело. Она сияет, несется, переливаясь, и ничто не в силах ее остановить: только вслед за ней! Но догнать не получится, а она никогда не остановится. Она та самая безымянная звезда, которая заглянула на минуту в судьбу, но, едва прикрыл глаза, - исчезла. Моей звезде не суждено...

Ведовство Маргариты Тереховой оборачивается материнской лаской. Звездная хрупкость Анастасии Вертинской оборачивается бездной, где клубится ход судеб, говоря старинным слогом. Оттуда встают все страхи юности, и юности же белая птица. В этой актрисе и правда есть нечто птичье. Это первая любовь - нечто прекрасное и утраченное навсегда, от чего остались только фото и письма. В ней вся энергия этих писем, все электричество тайных чистых воспоминаний, и это почти смертельно. Вертинская поистине космическая актриса, актриса-ангел, посланница небесного отечества. Но в созданных ею образах иногда возникает почти циничный, иногда на грани китча, новый модерн. Нужно было обладать абсолютным вкусом, чтобы делать с собой то, что делала в кино и театре Анастасия Вертинская.

В "Краже" (фильм 1982) для финальной сцены героине Анастасии Вертинской подобран изысканный светлый костюм в мужском стиле. И она кажется сбрасывает маску: решительная, сдержанная, несмотря на разочарование, держащая всю ситуацию под контролем. Но какая тоска в этих густых глазах, как печально волнуются ее ренессансные локоны.

Если бы зритель вдруг оказался перед ожившей статуей, думаю, его бы охватила паника. Игра Анастасии Вертинской, если прислушаться к ощущениям, вызывает именно панику. А сама она Галатея нашего кино.

Эротика в советском кинематографе - тема щедрая и крупная. Феминизм тоже. Возможно, есть работы на эту тему, однако, полагаю, что специальные. Но мне важен ракурс, лицо, движение. Моя работа возникла из долгих впечатлений, отчасти повторяющихся, так что мне очень хотелось передать их. Наблюдая те новости в эстетике, которые внесли эти актрисы своим талантом и своей внешностью, я лишь радовалась как ребенок и только ловила моменты: здесь она повернула голову так, как в общем нельзя было до нее, и это наказуемо с точки зрения обывателя, но как прекрасно и ново! А здесь она смотрит в окно в профиль - идеальная модель счастливой женщины, а через секунду в ней проснулась неукротимая бунтарка.

Думаю, вряд ли есть актрисы того же поколения, настолько же известные и смелые в открытии нового. Многие зрители и читатели со мной согласятся.

Но если чуть поднять глаза - останутся родина-мать и небесное отечество. Русский складень, живая икона.