Поэтический проект «На Середине Мира» открывает мемориальную страницу поэта Василия Филиппова. Поэт скончался после длительной болезни в больнице имени Кащенко, где провёл очень много лет. В последние года друзья поэта стремились его перевести из больницы в интернат, где можно было бы больше времени находиться на воздухе и читать. В 2012 это даже удалось. Но болезнь сделала своё дело.

Считалось, что Василий Филиппов страдает сильным психическим расстройством. Долгое время его родители и знакомые, распоряжающиеся его имуществом, старались скрывать фотографии поэта и сведения о состоянии его здоровья. Теперь, после смерти, ещё не могу сказать, как и какой образ поэта они будут создавать: хватит ли смелости и такта показать поэта, каким он был, или из ложного целомудрия оставить маску красивого юноши, фотографии которого охотно передают друг другу в сети молодые литераторы. Я знала Василия Филиппова, хотя очень немного и очень не долго. Благодаря его друзьям Максиму и Юлии, познакомившими меня с поэтом, я смогла послушать, как он читает стихи. Вспоминаю замечательную поездку в Стрельню, в храм, в котором некогда служил Святитель Игнатий Брянчанинов. Мы молились за Божественной Литургией, Василий причастился Святых Христовых Таин. У меня сложилось впечатление, что его так называемое «психическое заболевание» вызвано сильнейшими препаратами, которыми много лет его лечили в клинике. В клинику Василия Филиппов попал в 1979, так как родители признали своего сына социально опасным и очень настаивали на принудительной госпитализации. Сейчас очень трудно сказать, что владело ими: страх за свою жизнь или страх жить с сыном совершенно других убеждений. В любом случае это был страх.

Стихи Василия Филиппова размещены «На Середине Мира» в разделе «Город Золотой», рядом со стихами виднейших поэтов андеграунда семидесятых и восьмидесятых годов двадцатого века, в подразделе «Санк-Петербург». Именно этот город возникает из хрупких и прекрасных строк его стихов, в которых нет рифмы, но они напоминают улицы Петербурга. Если вчитаться, рифмы в них есть – оплавившиеся как лёт от тепла человеческой ладони. Василий Филипппов – младший товарищ Елены Шварц, Сергея Стратановского, Виктора Кривулина, творчество которого поэт ставил очень высоко и к мнению которого всегда прислушивался. Однако стихи Василия Филиппова настолько непохожи на стихи его старших товарищей, что в этой компании он кажется инопланетянином. Поэт видел мир ярким и чистым, без полутонов, реагировал всегда преувеличенно, порой резко, твёрдо держался выбранного мнения. Периоды эмоционального подъёма сменялись периодами тихой глубокой задумчивости, в которой поэт и писал свои стихи. Василий был настоящий книжник. Он собирал всё, что представляло для него интерес, читал быстро, взахлёб. Интуиция и хорошее образование (он до самой кончины помнил учительницу литературы Асю Львовну, которой посвящено довольно много стихов) помогали хорошо ориентироваться в незнакомых областях. По мере развития болезни, выросла утомляемость. Поэт не смог в последние годы читать с таким же напряжением, как в юности. Но книги всё равно любил. Помню, как возле изголовья лежали сразу три книги. Сборник стихов Виктора Кривулина – поэт возвращался к его стихам, перечитывал их. Библия и мемуары – к сожалению, не помню, чьи. Его вспыльчивый, яркий характер порой пугал даже такого видавшего виды человека как Елена Шварц. Поэтесса посвятила Василию Филиппову стихотворение, в котором выражен глубинный, какой-то доисторический ужас, который вызывал в людях темперамент молодого поэта.

Родился Василий Филиппов в посёлке Лосиный Свердловской области, в апреле 1955 года. Семья переехала в Ленинград. Василий закончил биологический факультет Ленинградского Государственного Университета. «Всякое дыхание да хвалит Господа» - студент вряд ли знал эти слова. Но их можно назвать девизом всей жизни Василия Филиппова. Любовь к жизни (и её Создателю, как ему откроется потом) во всех её проявлениях, до неразличения добра и зла, руководила его мыслями и действиями. В поэзии это чувство драгоценности каждой былинки, чувство высшей, нечеловеческой справедливости проявится с устрашающей силой. Бог, как считал поэт, принимает как жалобу бабочки, так и гнев бабочки.

Бабочка 

Гляжу на небо. Распускаются глаза сами,
Словно два георгина.
Может, виною тому движение тучи,
Что толкает глазное яблоко к переносице,
Где сидит бабочка.
Не спугнуть бы ее, не спугнуть бы небо! 

Страстное желание подражать высшему милосердию привело молодого студента к религии. Ася Львовна, преподавательница литературы, смогла дать понятие о религии – это была середина семидесятых. И познакомила молодого студента с литературой, которая в программу не входила: Платонов, Бабель, Хармс, Введенский. Ася Львовна преподавала литературу так же Борису Гребенщикову и Анатолию Гуницкому. Василий Филиппов влюбился в литературу, стал пробовать перо. Опыты показывал Асе Львовне. Круг поэтов Малой Садовой и Сайгона был довольно замкнутый, но не настолько, чтобы о новом необычном поэте не стало известно. Александр Миронов, один из создателей группы Хеленуктов, одним из первых оценил талант Василия Филиппова. В 1979 году Василий в первый раз попадает в психиатрическую больницу – отец обвиняет его в покушении на его жизнь.

Нужно было немалое мужество, чтобы в Кащенко сохранить любовь к книгам, поэзии и вообще способность мыслить. Литературный андеграунд прикладывает все усилия, чтобы сохранить поэта. Ася Львовна тоже посещает поэта в больнице, приносит вещи и книги. По воспоминаниям, Василий проявлял христианское отношение к больным и к тому, что у него часто крали еду и вещи. Через некоторое время поэту удалось сбежать. Вряд ли он понимал, что последует за тем, если будет обнаружен. В надежде на помощь, поэт пришёл к Асе Львовне, но та вызвала скорую. Василий попал в палату строгого режима. Со временем друзьям поэта удалось добиться смягчения режима, но сильнейшие лекарства навсегда оставили след в организме.

Основной корпус стихов написан Василием Филипповым именно в больнице. Свет и яркость этих стихов (как на полотнах живописи) – настоящее чудо. Поэт, кажется, пишет обо всём, что видит – окно, чашка чая, увиденная из окна девичья фигурка, подтаявшая изморозь. Но эти обыденные вещи приобретают волшебную яркость – потому что поэтом движет напряжённейшее желание собрать и сохранить все вещи воедино, в один изначальный пучок творения.

Вот что говорит Эмиль Сокольский, прозаик и автор статей о современной поэзии: «В его стихотворениях действительно происходят странные, необыкновенные, неожиданные вещи; вернее сказать, для Филиппова сама неожиданность происходящего — ожидаема, она — норма его жизни, его повседневность. Дело вовсе не в «сюжетах» и не в «приключениях» в обычном смысле этого слова… Поразительно спокоен тон филипповских строк. Это спокойствие — вовсе не «избранный стиль», потребный для укрощения остроты эмоций, чувств, переживаний, — напротив: эмоции, чувства, переживания поэта набросаны на свободные — подчас неровные, прерывистые — чередования его речи, то удивлённой, то жалобной, то устало-раздумчивой, то печально-шутливой, — в которой слышатся горечь и надежда, томящая нежность и приглушённая взволнованность. Художественное мышление Филиппова преодолевает границы «допустимогo», «разумного», в нём нет продуманного либо неосознанного эстетизма».

Михаил Шейнкер, отлично знающий контекст, в котором развивалось творчество Василия Филиппова, называет следующие имена «учителей» поэта а так же даёт следующее определение его творчеству: «его (Василия Филиппова) творчество можно назвать (далее – косвенная цитата) «коллективным бессознательным „второй культуры" (то есть, неофициальной культуры)». Стихи Филиппова представляют собой подробную документацию внешней и внутренней жизни лирического «я», не различающую внутреннего и внешнего, важного и несущественного, реального и воображаемого; при отсутствии очевидных взаимовлияний они складываются со стихами Сергея Кулле и прозой Леона Богданова в одну из теневых тенденций в ленинградской неподцензурной литературе». С прозой Леона Богданова, написанной своеобразными «пятнами света» - действительно много сходства.

В конце девяностых стихи Василия Филиппова привлекли особенное внимание литературного мира – считалось, что они соответствуют критериям кризисного направления постконцептуализм. В 2002 г. вышла третья книга стихов в издательстве НЛО – «Избранные стихотворения», это был первый сборник стихов Василия Филиппова, изданный НЛО. Два небольших сборника ранее вышли в издательствах «Красный матрос» и «Двадцать первый век», но широкой публикой замечены не были. Сам автор не всё принимал в концепции и составе сборника, изданного НЛО. В сборник включены стихотворения 1984 – 1990 годов.

На рубеже веков творчество поэта вышло на новый уровень. Он отказывается от щемяще-красивых парадоксальных описаний; его тексты всё больше напоминают дневник, в котором люди похожи на лучи или явления, вокруг которых, как вокруг оси из лучей, вращается остальная природа. В 2011 году в НЛО вышел второй сборник стихов поэта – «Стихотворения» (составители Кирилл Козырев и Борис Останин). Этот сборник представляет несколько другой угол зрения на творчество самого необычного поэта неофициальной культуры; в него включены стихотворения того же периода, от середины восьмидесятых до конца восьмидесятых.

Поэт и философ Виктор Качалин так характеризует творчество Василия Филиппова: «Когда я увидел это стихотворение, понял, что это — не стих, а странствие. Не было зазора между читаемым и тем, что происходило внутри: Василий взял меня и повел за собой, как и положено юродивым и духовидцам. Выхождение из леса символов, аллегорий, притч на воздух — в пространство незримого мира, который одновременно и телесен, и превыше ума и слова — стало таким же трудным и непростым, как и построение невидимого храма, который, как рассказывают сказочники, разоблачится и станет явным в тот миг, когда будет построен. Как бы не так. С Василием Филипповым всё по-иному. Надо всё пройти, всё принять — и выйти на воздух. С миром не надо ничего делать, поскольку он — Божий. Божий человек делает — мир, и его делание — странствие, прохождение. И ничего более. Внутри меня всё возмутилось: «Надо воплощать, а не только созерцать» — но Василий с милой твердостью и каким-то невольным порывом довел меня до конца путешествия. 

«А дальше — как знаешь».»

Конечно, петербургского поэта нельзя назвать в церковном смысле юродивым, блаженным. Но в его поведении и стихах точно есть бережное и трепетное, даже смиренное отношение к миру и к Божьему промыслу, как у древних подвижников, а это даётся только путём тяжёлой, а в случае Василия Филиппова – нечеловеческой муки, которую человек способен выдержать только с Божьей помощью. Ленинградские литераторы, увлеченные либо сиюминутным впечатлениями, либо интеллектуальными концепциями, никогда не упоминали о составляющей веры, так заметной верующему в творчестве Василия Филиппова. В его уникальном опыте – поэтическом и личностном – они видели только человеческое, только «несправедливость» и «странность», которых сам поэт не ощущал. Напротив, старались искать и находили «кощунства», «страсть», «антиклерикализм». О поэзии Василия Филиппова написано до удивления мало, а ведь он был любимцем неофициальной поэзии восьмидесятых. Но вряд ли искусственная слава, созданная кругом литераторов, может соперничать с любовью к его стихам читателей, не посвящённых в перипетии судьбы и творчества поэта. «Его взгляд чистый, детский; он не видит греха» - сказал моя знакомая.