Сейчас мне интересен обратный ток, не только в литературе. Как выражается. Опера была моментом развлекательным, уводящим от строгой религиозности. Считалось, что и от косности. А сейчас ария Альмавивы слушается как "Душе моя, восстани, что спиши". Сейчас мне понятно, уже и на уровне чувства, как нужно было пустить в храм проповедников с гитарами (это в 70-е, на гнилом Западе). Все, что имеем в храме и богослужениях - трепетное внимание к тому, что было, и отчасти спекулятивное "всегда и во все времена", как впрочем, и в поэзии. И вот, осознание религиозности как чего-то нежного, лиричного, но и грозного, сокрушительного - снимает ужас заброшенности, больше похожий на паническую атаку