Статистика
Онлайн всего: 2 Гостей: 2 Пользователей: 0
|
Каталог статей
Всего материалов в каталоге: 71
Показано материалов: 51-60 |
Страницы: « 1 2 ... 4 5 6 7 8 » |
Мы живем во время одной их крупнейших исторических трагедий, о которой с ужасом будут писать учебники истории - и, по большей части, не замечаем этого. Интернет превратил планету в глобальную деревню - но в этой деревне каждая хата стоит с краю, в каждой хате свои скандальчики, и что происходит - на наших глазах - по соседству никого не волнует. А происходит - если назвать вещи своими именами - уничтожение ближневосточного Христианства.
Сергей Худиев
|
- Он умер, как Христос на кресте: из него вытекла почти вся кровь, — развеивает мои мистические соображения московская знакомая. Тления и не может быть при таких биологических обстоятельствах. Борьба о. Павла долго мне казалась, как я уже сказал, очень частной: владыка и священник, не имеющий возможности отказать себе в праве на правду. До банальности традиционный сюжет. Но я ошибался. |
И во всех остальных историях, будь то повествование об удивительных священниках Мечевых, рассказ о жизни Троицкой лавры, история незнакомой никому из нас женщины, вышивающей плащаницу, житие аристократки, ставшей монахиней или сотни других сюжетов – проглядывают эти два уровня: народно-поэтический, собственно театральный, сказочный, насыщенный языческими реалиями, поэтическими фантазиями, сказами, снами, предчувствиями, и - собственно Евангельский уровень и текст, восходящий к той несомненной и «превозмогающей» реальности, в которую звал войти Христос и его апостолы. Для автора книги такая параллель не является парадоксом. Сказка и Высшая реальность Царства не являются несовместимыми при условии правильно расставленных приоритетов. |
|
В XXI веке в социо-гуманитарной академической сфере началось изучение религиозной жизни России советского периода, включая и памятные нам ещё годы Перестройки. При этом выясняется, что ключевой проблемой является фрагментарность и ограниченность источников. Ценность могут представлять любые дополнительные свидетельства современников; сказанное относится и ко временам более поздним, нежели Перестройка конца восьмидесятых годов. Поскольку книга Натальи Черных запечатлела работу памяти и в известном смысле является мемуарной, многие детали церковной жизни, атмосфера духовных движений в субкультуре, портреты единоверцев, всё это со временем будет оценено религиоведами-антропологами и историками эпохи. |
|
Вспоминаю замечательную поездку в Стрельню, в храм, в котором некогда служил Святитель Игнатий Брянчанинов. Мы молились за Божественной Литургией, Василий причастился Святых Христовых Таин. У меня сложилось впечатление, что его так называемое «психическое заболевание» вызвано сильнейшими препаратами, которыми много лет его лечили в клинике. В клинику Василия Филиппов попал в 1979, так как родители признали своего сына социально опасным и очень настаивали на принудительной госпитализации. Сейчас очень трудно сказать, что владело ими: страх за свою жизнь или страх жить с сыном совершенно других убеждений. В любом случае это был страх. |
Когда я читала «Время», мне казалось, что композиция книги настолько продумана и просчитана, что стихи будут неинтересны. Понятно, что я начала читать книгу с содержания. Оказалось, что вехи книги – разделы, подразделы, циклы и невесть ещё что – композиция очень сложная – давались автору с трудом, через усталость, вызванную преодолением удивительной косности современного человека. Сложность композиции («Гербарий» тоже сложен, но эта сложность более органична, что в данном случае менее интересно как художественный приём) – признак. Признак того, что этому поэту в современном русскоязычном поэтическом мире неуютно. А так же является показателем превосходящего средний (на который официальным средствами печати делается ставка) культурный уровень. Отчасти композиция «Времени» напомнила мне о композиции Игоря Вишневецкого «На запад солнца». До сих пор это самая сложная композиция, которую знаю. |
В стихах Гуницкого есть тот, кто смотрит и тот, кого рассматривают. Тот, кто смотрит, и является для того, кого рассматривают (вполне благополучного господина) маленькой опасной вещью, которая никак не желает уживаться с милыми маленькими вещами и потому постоянно провоцирует конфликты в окружающем её космосе. Возможно, для этого беспокойного субъекта есть простые названия на русском: опыт, совесть, честь. Но современный мир предпочитает говорить об апокалипсисе и катастрофах. |
Поэзия как выдох. И сериал - как выдох. Одно стихотворение у автора бывает предисловием или послесловием к другому. Выстраивается цепь стихотворений, сериал поэзии одного автора. Если это возникло бессистемно, мановением высшей творческой силы - одно. Другое - когда начинается использование ранее опробованных методов. Птицы - и человек, живущий двойной жизнью. Молоток как орудие убйиства. Несчастная молодая женщина, которая вдруг оказывается преступницей. Но от штампов не уйти. И вот - каждый раз что-то щемит перед лицом чистого листа; ощущение, что предал. Бесконечное разнообразие мира? Но мир, как показывают поэты и детективы, монотонен. И можно ли предать это безличное бесконечное многообразие? Человеку зябко - в поэзии и в сериале. Так он учится, пытаясь согреться, обращению с большими величинами: сезон, серия, кадр... |
|
О юродстве в искусстве, а особенно в современной литературе написано чрезвычайно много, так что не стоит повторяться. В юродивые современному художнику попасть очень просто – надо только иметь адвоката и двух-трёх присяжных рецензентов. Тогда можно выползти на солею храма, перевернуть крест и спеть что-нибудь волчьим голосом. Или зашить себе рот. Или ещё что. Но ко Христу, к Его улыбке это отношения не имеет. Так случилось. Христос, накануне Крестной Своей Пасхи, выгонял торговцев из храма – но не был клоуном у фарисеев. Байтов, как некоторые художники неофициальной культуры, пробует путь юродства – но при этом остаётся трепетное живое чувство, сообщающее всему повествованию веселье (веселие!). Этот невероятно трудный и опасный опыт был у Ивана Бурихина, (отчасти) у Бориса Констриктора и Д. А Пригова. |
|
При первом чтении даже не опытным, но дружелюбно настроенным читателем стихи Драгомощенко могут показаться гениальными или несделанными, записанным бредом. Но не возникнет сомнения в их искренности. А глумливые и вместе трогательные фразы - "зачем буква в дуге магнита" - вызовут аппетит к дальнейшему чтению. Не возникнет нужды высчитывать смысловые пласты и расшифровывать их, хотя это прекрасное занятие для любителей. Все смысловые слои у Драгомощенко становятся прозрачными. Они идеально встраиваются один в другой: понял один – значит, прочёл все. |
|
|
